Анне Катрине Паульсен, август 2008

Тот, кто вознесен на вершины поп-небес и уже 25 лет этим славится, без сомнения, оригинален и профессионален. Но, несмотря на то, что Мортен Харкет создает стихи и музыку, трогающие сердца и души людей всего земного шара, здесь дома о нем часто говорят как о "князе тумана". Однако журнал Mat og helse ("Еда и здоровье") воспользовался шансом позволить Мортену говорить не прерываясь о физическом и психологическом балансе, покупке продуктов, целительстве, противодействии, успехе и придорожных кафе.

- Как человек фактически оперирует вещами... — начинает Мортен. — Здесь я всегда двигаюсь по краю. Прежде чем мы сможем говорить об этом, мы должны знать, что говорим на одном языке. Когда мы говорим о чем-то, чаще всего мы ограничиваемся скольжением по поверхности предмета разговора, потому что предполагаем, что у нас есть общие понятия. И мы "переключаем каналы". Кому-то я рассказываю о том, каково не быть поп-звездой, чтобы использовать его же язык для описания моего положения. Я просто любопытен. У меня огромный аппетит к механизмам, что лежат в основе вещей, людей, общества, прессы, природы — в том числе и природы вокруг нас самих. Ведь другое дело с природой внутри нас. Я внимателен, потому что любопытен. Иначе я бы и не смог.
— То, о чем ты хочешь поговорить, эта полная стрессов работа, ведь это так много всего. Но вопрос в том, почему мы выбираем то, что выбираем — что за этим скрывается, — говорит Мортен.
— Перейдем прямо к делу и поговорим о том, как человеку удается выстоять, когда он переживает дикий успех, — говорю я как можно спокойнее.
— Что такое интуиция? — спрашивает Мортен в воздух. — Твой вопрос — это как человек справляется с ситуацией. Почему одни справляются с чем-то, а другие нет. Почему вдруг падаешь в прыжке, когда раньше уже много раз с легкостью парил? Почему теперь не получается, когда раньше так хорошо получалось? Почему спортсмены, вышедшие в тираж, потом всё равно опять победно выходят на арену. Вера в то, что ты делаешь, и в себя самого, имеет решающее значение. Также важно, если не более, чтоб ты был хорош в том, что делаешь. Делая что-то снова и снова, ты зависишь от понимания того, почему ты это делаешь. Сердцем ты должен смотреть мимо всего, что не то, чего ты хочешь добиться. Это означает, что всё внимание прессы, любая известность в целом, например, коммерческий успех, это всего лишь продукт того, что ты делаешь, а не то, что ты делаешь.
— Фокусироваться — это размытое понятие, во всяком случае, так мы его используем, чаще всего это означает нечто довольно неспицифичное: говорим ли мы о внутреней сфокусированности, когда ты собран, спокоен и сконцентрирован, готов к тому, что должно произойти? Может быть, уметь именно это важнее всего. Можно сказать, фундамент там, где ты имеешь непосредственный контакт с регистром в целом. Так выживают дикие животные. И совсем по-другому фокусируешься, когда реагируешь на громкий звук и быстро ищешь его источник. Или пытаешься очистить банан. Тогда в этот момент ты слеп ко всему остальному. Общество требует, чтобы ты концентрировался на чем-то одном за один раз, если хочешь быть в этом успешным, природа же говорит, что тогда ты остаешься с неприкрытым задом. Ничто в жизни не является тем, чем является, без суммы того, из чего состоит. Всё, на чем фокусируешься, становится чем-то другим, когда оказывается в изоляции. Все звери мира знают, что они должны делать, потому что это сидит у них в сердце. Им не надо, чтобы им об этом рассказывали. И у нас это не по-другому.
(Мортен надолго задумывается. Он смотрит на реку и так заразительно спокоен. На голове у него платок, на ноге рана от удара о камень. Он на отдыхе. И тоже "переключает канал").
— Когда людям кажется, что я становлюсь непонятным, это не потому, что я непонятен, а потому, что люди не хотят следить за мыслью, — произносит он в конце концов.
— От этого не уйти — если тебе нужно что-то понять, ты должен углубиться. Ты не поймешь Оскара Уайлда, если ты к этому не готов, но его взгляд не меняется от того, что ты не готов, не правда ли?! Я недавно читал немного Оскара Уайлда, просто так, в последние дни, и вот фраза, которая мне очень нравится: "Настоящая тайна в мире — это видимое, а не сокрытое". (В классическом русском переводе эта фраза звучит как "Подлинная тайна жизни заключена в зримом, а не в сокровенном..." — прим.перев.)
— Типичная наша установка — мы принимаем природу, которую видим и чувствуем, как должное, и вместе с тем позволяем себе очаровываться и/или разочаровываться неизвестным. Видимое — вот великая тайна жизни, — говорит Мортен убежденно. — Подумай об обычном рождении. Непорочное зачатие в Библии зависит от веры. Но каждое рождение — это ведь чудо. Это очень удивительно, что мы можем прикасаться к вещам и чувствовать их, я считаю.
Долгая пауза. Мортен выстукивает ритм по ручке дивана, на котором сидит с ногами по-мальчишески.
— Хочешь есть? — спрашивает Мортен.
— Нет, но спасибо.
— У меня с собой домашнее фокаччо из спельты от Инес.
— Тогда я хочу есть!
— Так я и думал. Хорошая еда — одна из самых важных и доступных радостей жизни, — говорит Мортен, выходя из кухни, где он накрывал для нас стол. — Ресторанная еда не идет ни в какое сравнение с домашней. Нет, знаешь... я очень ценю, что сейчас у нас появились хорошие рестораны.
— Ты готовишь еду сам?
— У меня на это хватает нюха, но нужно время. У Инес есть желание готовить и радость от того, что происходит на кухне... — и тут я не говорю о брачных играх.
(Смеётся).
— Но это тоже хорошо, иметь возможность выйти куда-нибудь покушать. Я считаю, что в Норвегии рестораны находятся в неудачном положении. Настоящие доходы лежат в сфере напитков, не в еде. Поэтому в основе должен лежать чистый и безукоризненный энтузиазм, чтобы человек захотел этим заниматься. Ведь это видно по нашим дорогам. Придорожные заведения едва ли имеют другие возможности, кроме как подавать пищу, находящуюся на грани допустимого. Те, кто мог думать о том, чтобы подавать шоферам действительно хорошую еду, могут об этом просто забыть.
— А посмотри на детское меню, Мортен. Сосиски и бургеры!
— Да! Итальянская кухня базируется на простоте. Готовить меньше, но хорошую еду. Некоторые заведения вдоль дорог такие, что хочется умыться после того, как поешь. Но, на самом деле, я критикую условия, а не заведения, за то, что им приходится так выживать.
— Посмотри на обычный детский день рождения. Не знаю, сколько процентов детских дней рождения обходится без сосисок. Едва ли речь об одной тысячной? Но если мама устраивает праздник, у нее наверняка будут проблемы, если в меню не будет сосисок? Мне нравится иногда съесть сосиску, но если есть их часто, становлюсь на конец тяжеловат. А какая же гадость булочка для сосиски! Настоящий картофель или две сосиски с хлебом из спельты и горчица или кетчуп — это хорошо. С горчицей и кетчупом одновременно становится слегка неясно и непонятно. Я ведь не имею девушку везде сразу!.. — добавляет Мортен с юмором и делает хороший глоток кофе.
— Большое изменение, которое должно было бы для нас произойти, если бы мы стали понимать, что различные продовольственные товары из себя представляют. Если ты знаешь, что еда делает с тобой, это отлично, тогда ты можешь использовать это осознанно. Я думаю, всё осложняется тем, что те, кто производят еду, относятся к ней как к бизнесу, тогда как мы, те, кто ее покупает, погружаем ее в наши тела, и поэтому находимся на довольно слабой позиции. Для твоего тела, знаешь, это еще более интимно, чем когда его трахают! — выскакивает из Мортена, прежде чем он выдыхает смешок через нос.
(Не удивительно, что Мортен удивляет. Здесь следует долгая пауза из-за приступа смеха у меня).
— Мы зависим от совершенно открытого взаимодействия с целым рядом производителей. Сегодня это далеко не случайно. Цель производителя, чаще всего, это чтобы продукты выглядели так, как ты думаешь, что они выглядят. На некоторых этикетках на хлебе из спельты написано "100% спельта", что зачастую просто обман. Для нас легче печь хлеб самим, чем ругаться в булочной.
Когда Инес покупает спельтовую муку, она едет в Швецию и покупает там. По чистой случайности она наткнулась на очень хорошую муку, Хёгландс, экологичный вариант, которым мы очень довольны. Последние три года мы использовали только шведскую муку, и в то же время присматривались к норвежским товарам в обычных магазинах дома. Шведская мука определенно лучше и в приготовлении и на вкус. Но если уж на то пошло, я точно уверен, что и в Норвегии можно найти очень хорошие продукты из спельты.
Но вот именно то, из чего я исхожу: как покупатель, ты должен взять с собой в магазин большую дозу подозрительности, когда идешь за покупками, потому что еда и еда — это две совершенно разные вещи, и на честную и аккуратную информацию рассчитывать бесполезно. У нас есть сеть булочных в Норвегии... когда покупаешь пакет спельты... на самом деле, я уже устал говорить о спельте... но это просто пример того, как обстоят дела.
Друзья и знакомые... да, понемногу всё больше становится тех, кто соблазняется на эту муку.
Нам обоим становится интересно, откуда взялся этот глагол.
— "Соблазниться" — это то же самое, что и "любить полакомиться"?
— Нет, наверное, не совсем, — отвечает Мортен, — потому что когда ты любишь полакомиться, ты еще больше на крючке, — хихикает он. — "Соблазняться" немного легче по смыслу, или, может быть, мы говорим, на самом деле, о разнице между южанами и теми, кто живет на востоке страны? (имеется в виду использование разных слов для одного и того же понятия в разных диалектах в зависимости от географического положения — прим.перев.)
(На нас снисходит покой. Мы берем паузу, чтобы поесть. В этом мало нормального — быть в одной комнате с Мортеном Харкетом и спокойно ждать его следующей мысли. Частенько это занимает несколько минут.)
— Я могу сказать, что один из первых опытов в еде, что я помню, начался с того, что я стал придерживаться еды с малым количеством ингредиентов. Это привело к тому, что в конце концов я полюбил итальянскую и японскую кухни вместо французской, например. Еще я заметил, что комбинация сахара и корицы для меня не работает. Дрожжевая выпечка, пщеница и корица особенно плохо, всё равно что залить в желудок пол-литра кислоты. Убираю корицу, становится намного лучше. Из-за таких мелочей я стал любопытнее по отношению к еде. А потом прочитал, что для людей с нулевой группой крови корица — слегка неудачный выбор.
— Я бы с удовольствием убрал еще и хлеб, но мне кажется, это такая простая и приятная пища. Я обнаружил, что сочетание того, что ты ешь и когда ты это ешь, может тебе кое-что рассказать. Если я ем хлеб вечером, потом сплю не очень хорошо, и наутро у меня не особенно хорошее настроение и нет аппетита. Тогда как если я ем мясо или рыбу, без соуса, надо заметить (масло растительное или сливочное идёт нормально), всё проходит незаметно. Некоторые сыры тоже идут хорошо. И еще у меня есть ощущение, что жир намного полезнее, чем нам говорят.
Мортену постоянно приходится отвечать на комментарии о его хорошем внешнем виде и о том, как он сохраняет такую необычно хорошую форму в свои почти 50. На него влияют его познания о диетах.
— Да, — говорит Мортен, — я замечаю вялость в теле, когда питаюсь неправильно.
— Как человек сохраняет здоровье, если 20 000 купили билеты на концерт?
— Я совершенно легко могу не болеть! Мне пришлось отменять концерты всего два — три раза за 25 лет, когда врач запрещал мне выходить на сцену из-за воспаления в горле или простуды. Это крайне мало. Но страх заболеть может кого угодно отправить в постель. Психика влияет. Думаю, очень большая часть случаев заболеваний имеет корни глубоко в психике. Прежде чем начну тут рассуждать альтернативно, хочу подчеркнуть, то, что сделала и делает для нашего здоровья классическая медицина, так велико, что и говорить нечего. Однако мы принимаем это как данность. Но и Давид может стать Голиафом. То, что с внешней стороны помогло мне сохранить форму и в моральном и в физическом плане, пришло, прежде всего, не из обычной медицины, а от моего целителя.
Это совершенно очаровательно — ощущать, как Ян, мой целитель в эти последние годы, смог помочь мне против воспалений в горле и инфекций, простуд и других типичных для людей моей профессии бед. Ян ездил с нами в турне, заботился о том, чтобы я был в оптимальной форме, и чтобы пресечь возможные проблемы на ранней стадии.
— Как происходит такой процесс?
— Я знаю только насчет Яна и о других говорить не могу. Но ведь это не только в связи с простудами, но также и со стрессами, когда я заезжен и подавлен, сам не зная почему. Тогда Ян делает пару щелчков пальцами, и я снова там, где я должен быть. Терапия проходит не в форме разговора, методы работы Яна базируются на его способности реагировать на состояние своего клиента. Его подход никоим образом не умственный. Со стороны это наверняка выглядит так, как будто шаман колдует... изнутри я могу только подтвердить, что происходит нечто поразительно действенное.
— Тебе интересно, как это работает, или ты просто рад тому, что это работает? — спрашиваю я.
— Мне офигенно интересно, как это работает! Но сам Ян, однако, больше интересуется тем, что это работает, чем тем, как. Что это работает — вот что интересует Яна. Точка. Его единственный ответ — это снисходит откуда-то свыше. А я ведь слежу просто как наблюдатель, чтобы увидеть узор и связи. Я многое заметил, но сама движущая сила, лежащая в основе этого, не оставляет нам ничего, кроме домыслов. Ян использует рэйки-язык и знания рэйки о частях тела. Все попытки объяснить, как человек может иметь такой подход к системе другого человека — телепатический, помимо прочего, — заканчиваются путаными домыслами и квази-объяснениями, которые Яну неинтересны.
— Сработало с первого раза, или тебе пришлось как-то настраиваться?
— Не могу сказать. Я обнулился, чтобы войти в процесс с Яном. Для меня было странно отдаться целительству. К этой идее я тогда относился, как, например, к астрологии. Мне нужно было стать совершенно нейтральным, поверить, не думая ни о чем, не позволяя себе ничего анализировать в первые две недели.
— Но зачем вообще было пробовать, если вначале ты относился к этому так скептически?
— Потому что мне хотелось сделать то, что обычно я не собирался делать! Временами в меня вселяется бес, и я делаю то, чего делать не хочу, или то, что меня не привлекает. Благодаря этому, я МНОГОМУ научился. Зачастую это дверь, ведущая к пониманию вещей. Именно там ты удивляешь сам себя.
— В профессиональном плане ты тоже это делал?
— Безусловно. Первый раз, когда я сделал это с музыкой, я неожиданно понял, что мне нужно петь и играть то, чего я на самом деле терпеть не мог — блюз и соул, мне казалось, над такой музыкой совсем нет неба, одна только дерьмовая скука. Я начал петь в группе, занялся блюзом, пошел туда, чтобы научиться понимать в этом песню. А вышел с совершенно изменившимся отношением к этому музыкальному направлению, а также к себе самому. Что-то шептало мне на ухо: "Всё наоборот, слышишь, всё наоборот". У меня не было никакого желания, но я назло сделал это. Когда следуешь голосу, приходится на что-то отваживаться. Впустить в себя менталитет банды, или просто поверить. Я был офигенно музыкальным, и занимался еще много чем, кроме этого, но то, что случилось, как будто поселило где-то внутри меня сущность блюза, которая тронула другие какие-то вещи во мне... так это меня изменило.
(Мортен откидывается назад и пять минут сидит с закрытыми глазами.)
— Как ты защищаешься от прессы?
— Я сам постоянно об этом забываю, но когда говоришь с журналистом, нужно осознавать, что эта персона — не человек, с которым ты ведешь беседу. Ты говоришь с руководством редакции, редакторами, которые используют твои мысли с выгодой для газеты или канала. Тебе кажется, они здесь ради дела, а они здесь ради продаж. Пресса, как валютные спекулянты, живущие за счет дисгармонии. К тому же следует помнить, что ты всегда не более, чем один из ингредиентов того пирога, который они пекут, независимо от типа прессы. Именно это само собой разумеется, но в спешке об этом так легко забыть.
— Тогда почему ты соглашаешься на такие встречи?
— Я как раз этого не делаю! Знала бы ты, как много предложений приходит, прямо целыми волнами. И это не считая тех, на которые я соглашаюсь. Я делаю это, потому что я артист, у меня есть публика, с которой я уже в диалоге. Я делаю это еще и потому, что я член общества в целом, если мне кажется это естественным.
— Что бы с тобой стало, если бы мы вдруг потеряли интерес к Мортену Харкету?
— Ведь я уже жил 25 лет среди людей в довольно спокойном сосуществовании, прежде чем мы смогли на октаву повысить частоту. К счастью. Я был Аскеладденом (персонаж норвежских народных сказок, аналог русского Иванушки-дурачка — прим.перев.), свободным и независимым, и это было бесценно.
— Как ты защищаешь личную жизнь теперь?
— Да, именно тут над моей жизнью сгущаются тучи, я на эту защиту много сил положил. Уверен, это очень важный элемент, что я никогда не был особенно заинтересован в известности такого типа, но всё же смирился с этим как с неизбежным. На начальном этапе мне даже было любопытно, но существуют границы того, насколько это само по себе интересно для тех, кто в этом живет, но это особенно интересно как психологический феномен.
— Успех и известность, как человек учится переживать их?
— Между успехом и распятием на кресте очень тонкая грань. И знаешь, сама известность идет из тех же источников в обществе, касается ли это пребывания на публике или муссирования в прессе, изначально имевшего положительную окраску. Но какому мальчишке понравится быть опозоренным собственной матерью перед другими мальчишками? Поэтому существует и другая сторона: когда то, что ты делаешь, проникает под кожу другого человека, ты достигаешь контакта, который всегда редок, хотя должен бы быть обычным.
(Очень длинная пауза.)
— Люди не любят сюрпризов, за исключением тех случаев, когда они к ним должным образом подготовлены! — улыбается Мортен.
(Снова пауза.)
— Я чувствую себя так, как будто только начинаю открывать для себя пищу. Думаю, я стою перед целым рядом интереснейших открытий, и нахожусь еще в группе начинающих.
— И в заключение, Мортен. На обложке журнала ты говоришь: "Чтобы расти, жизни нужно противодействие". Что на самом деле за этим скрывается?
— Я на обложке? (Смеётся.) Ну, я, должно быть, имел в виду, что жизнь зависит от стимуляторов, чтобы развиваться. И что противодействие — особенно важная форма стимуляции. Я обнаружил это в ближайшем рассмотрении, когда выращивал кораллы в аквариумах с солёной водой у себя дома, я занимался этим лет пять — шесть.
Это стало совершенно ясно, когда целый ряд отдельных видов, живших неторопливой жизнью в тропических условиях в спокойном течении (Мортен громко хрустит пальцами и долго размышляет)... в спокойном течении у них было намного меньше жизненных сил, намного меньше аппетита к еде, чем у тех, кого я отсадил в существенно более сильное и бурное течение. Посредством наблюдений, я убедился, что это общая тенденция.
Само собой, в приемлемых рамках противодействия. Стало понятно, что если все идеально и спокойно, у многих видов падает активность и снижается аппетит. Самые здоровые экземпляры у меня выросли в условиях определенного противодействия. Те же тенденции я вижу и в воспитании собственных детей. Но противодействия может быть слишком много. Я сам знаю, что приходится смотреть мимо будущих препятствий, перед которыми находишься, смотреть мимо них ментально, когда работаешь над решением проблемы. У тебя должна быть цель впереди... Для любого противодействия характерно то, что оно переживается как конечная станция, потому что ты так занят этим, но если позволишь себе заниматься этим, оно раскрасит всё вокруг тебя, это довольно естественно. Ты должен научиться смотреть поверх этого вперед, что-то, что видится рационально, является более правильной картиной реальности. Потому что ты всё равно идёшь вперед, и тогда становится проще выбрать правильное направление.
— Кроме этого, вы могли процитировать любое из моих высказываний, хотя они мне и не принадлежат. А я мог бы объяснить вам, что я имел в виду, — заключает Мортен.

Перевела с норвежского Лил. Редактировала Lost.