Мария Стангеланд, май 2008

Многие считают, что Мортен Харкет полон занудства. Как бы то ни было, MANN обнаружил в тумане несколько иного парня.

— Вы ни черта не можете поделать с тем, что вы — сексуальные объекты, и что ваши попы — это одно из лучшего, о чем мы можем думать.
На самом деле. Есть что-то невероятное в том, что сам Мортен Харкет собственной персоной подписывается в твоем пропуске. Поп-идол, бывший в 80-х годах естественной деталью интерьера всех девичьих комнат, включая мою собственную, как будто вырезанный из сомнительных подростковых мечтаний, сидит там, без задней мысли, по другую сторону стола, одетый так же, как в те времена, в джинсы и обтягивающую футболку. И — я готова была поклясться, что это мифы, болтовня и макияж, но это действительно истинная правда — он не выглядит, черт меня подери, ни на день старше. Намеки на морщинки вокруг глаз, какие бывают у человека, который много улыбается — единственный маленький признак того, что на дворе не 1985-й.
Невероятно, на самом деле, не то, что он настаивает, что я, исключительно по причине моего пола, просто должна смириться с тем, что являюсь сексуальным объектом. Невероятно — это вдруг понять, что когда это исходит от Мортена Харкета, это воспринимается совершенно нормально.
А значит — здесь нет и тени самоуважения.

С величайшим в наши дни норвежским экспортным товаром мы встречаемся в довольно модном месте во Фрогнере. Все остальные наслаждаются первой по-настоящему солнечной весенней погодой, так что внутри мы можем выбрать практически любой из 19 столиков.
— Где хочешь сесть? — спрашивает Мортен Харкет.
— Где ты хочешь сесть?
— Это ты у нас дама.
— Да, но это ты у нас Мортен Харкет.
— Да, но я — всегда я, и сейчас мне это слегка поднадоело.
Казалось, прошло минут пятнадцать, прежде чем мы сошлись на совершенно случайном столике.
Аудиенцию у поп-философа мы получили в связи с его новым альбомом Letter From Egypt, который вот-вот увидит свет.
Целых 12 лет прошло с тех пор, как он выпустил свой предыдущий сольный альбом, 13 лет с тех пор, как он единолично забрал с собой домой целую армию фигурок Спеллемана, 15 с тех пор, как a-ha приказала долго жить, 10 с тех пор, как a-ha воскресла, три года с их последнего альбома, 17 лет с тех пор, как они собрали 196 тысяч зрителей в Рио, и 23 года с тех пор, как он стал известен всему миру как герой рисованного клипа.
То, что до сих пор он обладает качествами рисованного героя, теперь в виде рентгеновского взгляда, и ему для этого, очевидно, не нужно переодеваться в латексный костюм в телефонной будке, это всё равно неожиданно. Это открытие стало следствием столь длительного воспевания им женщины, и того, что он сказал, что повсюду видит выдающиеся возможности, и, слушая его, можно решить, что быть с ним сущий ад. Потому что он ведь наверняка встречает гораздо больше разных соблазнов, чем мы, простые смертные. Или...?
— Я в этом не уверен, — отвечает Мортен Харкет, в то время как междометие "уфф" шуршит в воздухе.
— Если быть совсем честным, когда переживаешь такое отношение к себе как к самому сексуальному, когда на тебя смотрят как на объект... в действительности дело даже в том, что эти хорошие дамы... они ищут своего принца. Но они не хотят того, кто всегда на публике, кто почти принадлежит еще и остальному населению. И в этом они совершенно правы. Или — я с ними в этом совершенно согласен.
— Но ты как-то смог смириться со своим статусом секс-символа?
— Для себя я им не являюсь. Так что всё очень просто. Я не соотношу себя с этим. И какая мне была бы от этого польза? Для меня всё, что по сути женское — потенциальный секс-символ. Мне нужно невероятно мало времени, чтобы просканировать девушку. Ещё до того, как ты села, я уже очень хорошо представлял, как ты выглядишь в бикини.
— Эх-хе...
— Я просто хотел сказать это помягче.

"ПОМЯГЧЕ НА МОЮ ЗАДНИЦУ", думаю я, а сама съезжаю под стол, как пион красная до корней волос, судорожно пытаясь прикрыть выступающие части тела сумкой, меню и скатертью.
Но первое, чего хочет Мортен Харкет, когда заикаешься о том, что мужчины простаки, это остаться в стороне от высказываний типа того, что женщин как отдельный вид нужно ставить на место.
— Парни, фактически, не так просты, как часто прикидываются перед девушками. И девушки тоже не так глупы, как часто может казаться.
— Вот за это спасибо.
— Но тут всплывает проблема — девушки вполне естественно имеют право требовать принимать участие в беседе, когда мужчины говорят о деле, и при этом не быть обязанными чувствовать себя сексуальными объектами. Но в то же время вы ими являетесь. С этим вам нужно смириться.
— О-о?
— Вы не будете смиряться с плохим обращением. Но вы ни черта не можете поделать с тем, что для нас вы сексуальные объекты, и ваши попы — это одно из лучшего, о чем мы можем думать. Это одна из тех вещей, которые не могут измениться по чьей-то воле. Если у тебя много потрясающих мыслей о чем-либо, то я ничуть не меньше заинтересован в твоём теле, чем в них. И ведь может быть и так, что всё закончится тем, что в тебе именно попа всё-таки будет интересна больше всего. Вот так. Ни разу не видел, чтобы попа парня была более интересна, чем то, о чём он говорит.
Мортен Харкет смеётся и машет указательным пальцем.
— Так и знай.

ДА, ТАК МЫ И ЗНАЕМ. Однако, на самом деле, мы знаем о Мортене Харкете не так уж много, за исключением того, что хорошо известно. Принадлежа всему человечеству, он всё же невероятно приватен. Ну да, он много болтает, но многое настолько чрезмерно, и поток аргументов настолько богат содержанием, что многие отключаются задолго до того, как он оказывается близок к завершению. Но Мортен достаточно уверен, или даже знает, что он гораздо интереснее как личность, чем как герой, описываемый в прессе. "Единственное, что я могу — это только удивляться", — говорит он. "Вот чёрт", восклицаем мы, и беспомощно моргаем глазами, слушая, как он рассуждает: "Мне интересно попробовать посмотреть на мир глазами насекомого" или что "ничто больше, чем всё".
— Ну вот, теперь у меня кругом голова.
— Это прекрасно. Это очень хорошо вписывается в роли парень/девушка. Это ведь такой трюк "большой проверки", когда голова идет кругом.
— Еще это хорошо проходит с парой бокалов вина.
— Это, мне кажется, слишком дёшево. И я не хочу, чтобы моё тело было ленивым и вялым.
— Относительно лени и вялости — правда, что ты не занимаешься спортом, чтобы физически выглядеть так хорошо?
— На это я ответить не могу, могу только сказать, что я не слишком хорош в тренировках.
— В редакции все чуть ли не смеялись, когда я им рассказала, что прочитала это где-то.
— Ок, тогда я могу сказать, что могу подтвердить причину их опасений. Но самому мне не кажется, что это так уж невероятно. Я скучаю по хорошей форме. Я уже 25 лет скучаю по тому, чтобы быть в хорошей форме. Чтобы держать себя в сколько-нибудь приемлимой форме, мне нужно не так уж много. Но я всё равно почти всегда валяюсь. И это съедает меня. В этом я совершенно беспомощен. Мне не нравится быть таким пассивным.
— Пассивным?
— Да, именно так. Я ощущаю себя пассивным и ленивым, и я такой и есть, и меня это напрягает. Мое тело скучает по тому, чтобы быть в отличной форме. И не находится в ней.
— А было когда-нибудь?
— Нет. Ближе всего я к этому был, когда ловил бабочек. Это сумасшедший спорт, на самом деле.
Тут следует длинное описание процесса ловли бабочек. На полном серьезе, как вы понимаете.
Мортен Харкет рассказывает, что он никогда не был прожжённым тусовщиком. С самого детства его всегда больше всего интересовали насекомые. И растения. Какое-то время его очень мнооого колотили. Но, наверное, к счастью, у него было много девушек. Это его всегда интересовало.
— Еще будучи мальчишкой, помню, я мог заметить каким-то неосознанным образом, что вон та дама лет 45 - 50 привлекательна и прекрасна. Сегодня я чувствую, что поле привлекательности одинаково актуально, как оно было с 20-летнего возраста... Ведь бывает, что меня привлекают женщины, которые старше меня. А мне уже скоро 50, не так ли?

СОВЕРШЕННО ВЕРНО, 48. Это значит, что мы позволяем себе очаровываться Мортеном и его парнями уже почти четверть века. Немало страниц вдоль и поперек было исписано о ссорах, ругани и драках между тремя сильными мужчинами.
— Ты эгоист?
— Если процитировать Ховарда Рема (автор текстов, прим.редакции)... После долгого разговора во время обеда в Малибу, Тим Хантер (дизайнер по свету, работавший также с Мадонной, прим.редакции) сказал мне: "Не думаю, что когда-нибудь встречал артиста, который был бы менее эгоистичен, чем ты". На что Ховард только сухо бросил: "Эго Мортена настолько велико, что ты просто не можешь его видеть".
Мортен Харкет смеётся.
— Думаю, Ховард был достаточно близок к истине.
— Отличается ли твоё эго, когда ты стоишь на сцене с a-ha, от того, каково оно, когда ты выступаешь как соло-артист?
— Тогда спрашивается, что ты имеешь в виду под "эго". Я ведь вступаю в другую идентичность. И обе настоящие. Они представляют собой совершенно реальные виды.
— Ты ведь не считаешь, что приятно, когда не нужно делиться славой ещё с кем-то?
— Меня никогда это не напрягало. Слава моя! Нет. Хе-хе. Я так не думаю. Я как раз нахожу свою известность постыдной и возмутительной. В то время как известность того, что мы делаем, очень интересует меня. Ее мне хочется получить как можно больше.
— Тебе хочется собственного сольного будущего или хочется навсегда вернуться к a-ha?
— a-ha — это нечто, во что я погружаюсь естественным образом, тогда как моя собственная сольная действительность — это нечто, являющееся частью меня. Я никогда не "возвращаюсь" к a-ha, и мы встречаемся для того, чтобы предпринимать новые попытки сделать что-то, ради чего мы здесь. Мы ведь никогда не оглядывались на то, какими мы были. Мы никогда не видели того, что по-новому определяет, кто мы есть.
Мортен Харкет уже говорил и говорит снова, что никогда не было речи о "если" это случится, речь шла только о "когда". Но, конечно, это не тайна, что не всё было так, как они мечтали. Его история слагается из фактов, вздохов сердца, и маленькой ложки горечи.
— Нам довольно рано поджарило крылья, потому что нас ужасно возносили и воспевали как подростковую поп-группу. Это поглотило немалую часть того, чем мы были. Так что мы очень долго жили в условиях нехватки воздуха, и несколько лет были звёздами поневоле. И в конце концов мы выдернули шнур из этой розетки. Ведь мы не хотели успеха такого типа.
— Следствием стало то, что мы всё в большей и большей степени вычеркивали себя из хит-листов. Это началось уже со второго альбома. Ведь наше собственное музыкальное поле было определено нами с самого начала. Но звукозаписывающая компания жаждала успеха. Если б они были чуть умнее, они бы верили в чуть более долгосрочные преимущества. Где нам не обязательно пришлось бы начинать с первого места в Биллборде, как-то так.
— У нас есть всё, что нужно, чтобы иметь карьеру длиною в жизнь, что опять таки было бы самой лучшей инвестицией для звукозаписывающей компании, о которой можно было бы только мечтать. Если бы они тогда уловили те сигналы, за которые теперь нас почитают, вся наша ситуация сейчас была бы несколько другая. Мы были бы в другом месте на международной арене, чем то, в котором находимся сейчас или когда-либо были.
— Тебя это печалит?
— Да, да, это было ошибкой. Это было неправильным использованием ресурсов группы.
— Как то, что происходило тогда, повлияло на твою сольную карьеру?
— Повлияло в том, что пришлось понять, как беспечно иногда всё происходит, от этого возникают неоправданные страхи в системе, которые в какой-то степени ограничивают свободу самовыражения. А это просто деструктивно. Это то, с чем я должен справиться и попробовать избавиться от этого.

МЫ УЖЕ ПРЕВЫШАЛИ ВРЕМЯ, отведенное на интервью, но Мортен Харкет продолжал отвечать на мои вопросы дружелюбно, очаровательно и терпеливо, включив мобильник в режим без звука. Мы ведь точно знаем, что этот поп-миллионер совсем не такой, как другие миллионеры, и снова становится ясно: да, немного удивительно, но он на самом деле очень хороший человек. И, конечно, серьезно — почему, чёрт возьми, этот человек не стареет?
— Ты когда-нибудь бывал тщеславным?
— Нет. Никогда не бывало такого, чтобы я был тщеславен. Но это, возможно, то, в чём я тешу своё тщеславие.
— А как насчёт скандальности?
— Абсолютно нет. Но тут далеко не все с этим согласятся. Сам я как раз наоборот утверждаю, что я ориентирован на решение проблемы, но мой подход к самому решению большинству кажется необоснованным и сложным. А я вижу его как совершенно необходимое. Я хочу понимать механизмы, которые лежат в основе. Люди говорят: "Почему ты не можешь просто ответить на вопрос?". Могу, как раз этим и занимаюсь, но тебе не хочется слушать меня. Чтобы ответить на что-то, я должен прежде всего знать, что мы говорим об одном и том же. Если весь вопрос не является бессмысленным, и ответ таким не будет.
— Что бы ты сказал тем, кто называет тебя непомерно философствующим?
— Это, на самом деле, не так уж интересно, потому что они так мало знают о том, о ком говорят. Практически ничего. Фактически, ничего из того, что я говорил, не является "туманными речами". Ничего. C другой стороны, это начало обнажения интереснейших совпадений и возможных внутренних представлений. Это части обнажения, и потому что это только части, и потому что люди не могут следить за направлением мыслей, они называют это "туманом". Но я принимаю этот вызов с большой радостью в любое время. Место, где можно обсуждать хорошие вопросы должным образом. Когда я думаю об этом, у меня повышается настроение.
— Ты не обижаешься на пародии?
— Нет, в них только позитив. Пародия — это один из комплиментов, которые я позволяю себе принять. Пожалуйста, обсирайте. Но всё равно это, на самом деле, комплимент.
— Ты не умеешь принимать комплименты?
— Не умею. Я не пропускаю их в себя. Если девушка положительно оценивает мою задницу, это никоим образом мне не помогает. Я же знаю, как выглядит моя задница! Кроме того, я уже говорил, что я думаю по поводу задниц парней.
— Но ты ведь как-то говорил прямо противоположное о женщинах! Что мы неправильно видим свои недостатки, когда говорим о них!
— Вы да! Непохоже, чтобы вы понимали, что то, что вам не нравится в своем теле, на самом деле мы особенно ценим. Вы прячете голову в песок! Это мы, кстати, тоже ценим, потому что тогда ваши попы остаются на виду. Хе-хе-хе. Нет, уфф, теперь мне придется надеть тёмные очки.
Мортен Харкет хватает очки с оранжевыми стеклами.
— Я вдруг нашёл свои очки. На самом деле, я никогда не хожу в солнечных очках, просто сегодня мне кажется, что свет такой яркий.
— Правда? Что же вчера случилось?
— Да, можешь поинтересоваться. К сожалению, в моем теле нет ни грамма алкоголя.
— Да, тебе ведь больше нравится удивлять людей, не принимая алкоголь.
— Мне кажется, алкоголь — это обман.
— Так ты плохо себя контролируешь?
— Нет, я хорошо себя контролирую. Я просто совсем не умею доводить до конца. И кто же ты тогда, а? Тогда ты не мужик! Я просто всегда знал, как это выглядит с другой стороны.
— Ты об этом не жалеешь?
— Нет. Будешь слеп именно в определяющий момент.
Говорит Мортен Харкет с неуверенной улыбкой и возвращает краснеющего беднягу прямиком из 1985-го.
— А я, к сожалению, не таков.

Перевела с норвежского Лил. Редактировала Lost.